Рост числа наркозависимых и алкоголиков остается огромной проблемой для большинства развитых стран мира, не исключая и Россию. То, что раньше считалось личной проблемой, сегодня воспринимается как тяжелый недуг, в лечении которого заинтересован не только сам больной, но и всё общество. Как лечат в наши дни алкоголиков и наркоманов, «Известиям» рассказал заведующий социально-психологической службой ГБУЗ «Московский научно-практический центр наркологии ДЗМ» Андрей Новаков.
— Сегодня в условиях рекомендованной изоляции отменяются многие общественные мероприятия. Выздоравливающие наркозависимые тоже временно не могут собираться для групповой работы. Это создает дополнительные стрессовые обстоятельства?
— Конечно, это может негативно отразиться на подвижной психике зависимых людей, которые нуждаются в регулярной групповой терапии и поддержке, она вообще считается самым эффективным методом в наркологии. Но есть выход — онлайн-конференции, которые, конечно, не дают того мощного энергетического эффекта, но выручают в особых условиях временной изоляции. У нас в МНПЦ наркологии мы сделали такие конференции, при этом сохранили и индивидуальное психологическое консультирование по расписанию. Сейчас это хороший вариант для всех, в том числе и для выздоравливающих зависимых.
— В общественном сознании наркологическая клиника до сих пор последнее место, где человек хотел бы оказаться, хуже только психиатрическая и тюрьма. Понятно, что это связано с тяжелым анамнезом советского времени, но не может же ничего не меняться?
— У отечественной наркологии, которая долгое время была закрытой системой с использованием принудительного труда пациента (ЛТП, лечебно-трудовые профилактории), непростая репутация. Но посмотрите сами, в 2014 году в Ступино открыли загородный реабилитационный центр «Остров». Он и на больницу-то не очень похож: свободный вход и выход, ворота открыты, вокруг чудесный подмосковный пейзаж, неподалеку церковь, на территории творческий клуб и фруктовый сад. Конечно, это не уровень комфорта какого-нибудь люксового пансионата, но и люди сюда приезжают не отдыхать, а работать со своими состояниями и выздоравливать.
Многие сотрудники сами из числа выздоравливающих с устойчивой многолетней ремиссией, пациенты и персонал понимают друг друга, знают, через что кто прошел, не на словах, а на собственном опыте. Там нет никакого насилия и унижения, только дисциплина и договор соблюдать обязательства и правила. Такие центры открываются по всей стране, и они не имеют ничего общего со стигматизированной наркологией прошлого.
— Говорят, в мире есть реабилитационные центры для зависимых, где свобод еще больше и людям даже разрешают выпивать.
— Есть такое место. В Италии, недалеко от Сан-Марино, есть знаменитая коммуна Сан-Патриньяно. Там 3,5 тыс. выздоравливающих живут практически на полном самообеспечении. Они выращивают оливки и виноград и делают свое вино и масло, работают на конюшне, у них школа воспитания лабрадоров-поводырей, есть свои пиццерии и медцентры. Люди там находятся на излечении в течение четырех лет и за это время могут получить около 30 различных профессий на выбор. И вот у них по случаю за обедом не возбраняется выпивать немного вина. Казалось бы, это идет вразрез с основным правилом трезвости выздоровления, но в коммуне говорят, что они итальянцы, вино — часть их культуры, им можно.
Место очень популярное, к ним приезжают со всего мира, они проводят фестивали сбора урожая, различные конференции и тренинги. В 80-х, когда в стране начался героиновый бум и эпидемия ВИЧ и поселенцы поняли, что на своих оливках и лабрадорах сами не протянут, они открыли медицинский центр, с финансированием которого их поддержал Ватикан. Многие так прирастают к этой жизни, что после четырех лет реабилитации создают семьи и остаются в коммуне. Поэтому там так много излечившихся — порядка 70%, нетравмирующая изоляция и вино по праздникам.
— Программу выздоравливающих анонимных алкоголиков (АА) разработали два американца, Билл Уилсон и Боб Смит. В 1935-м появилось сообщество АА, в декабре 1938 года были написаны программные «12 шагов» выздоровления. Позже, в 1953 году, появились анонимные наркоманы (АН). В чем «фишка» этого метода и почему он так эффективен и популярен спустя почти сто лет?
— Даже те, кто далек от проблемы, наверняка видели в кинофильмах, как проходят эти собрания. Собираются зависимые, алкоголики, наркоманы, игроманы, сексоголики и по очереди, представляясь по имени, рассказывают о себе. Идея о том, что откровенный разговор в кругу себе подобных может иметь мощный терапевтический эффект, пришла в голову Биллу Уилсону, который сам был алкоголиком, он поделился ею с Бобом Смитом, тоже страдавшим от злоупотреблений спиртным, вместе они пришли к третьему пьянице, четвертому, пятому, и спустя почти сто лет в эту программу оказались вовлечены выздоравливающие зависимые из 141 страны.
Единственное и главное условие сообщества — желание бросить пить и употреблять. 12 шагов, по которым выздоравливают зависимые, частично основаны на библейских истинах, частично на принципах психоанализа. Билл Уилсон переписывался с Карлом Юнгом, и вместе они обсуждали необходимость привнесения духовной составляющей в программу лечения зависимостей и компульсивного поведения.
В России сообщества АА и АН появились в 1988 году, мы много лет сотрудничаем с группами само- и взаимопомощи, есть прекрасный проект «Отметка» — наши выздоравливающие приходят на собрания и после группы отмечаются у ведущего.
— Существует категория зависимых с психиатрическим диагнозом, в чем специфика их выздоровления?
— Есть люди, которые употребляли медицинские препараты, в результате стали зависимыми, но отказались от употребления и выздоравливают в чистоте, а есть люди, которые в силу диагноза вынуждены пожизненно принимать лекарства. Они хотят выздоравливать в сообществе анонимных зависимых, но не могут придерживаться абсолютной клинической чистоты и не могут и не должны отменять курс на фоне видимого улучшения состояния. Для них стали открывать специальные группы, есть, например, московская группа «Космонавты».
У таких ребят много проблем, которых нет у других выздоравливающих. Не все могут в одиночестве выходить из дома и самостоятельно добираться на собрания, их надо сопровождать, другим сложно признать свое нездоровое состояние и справляться с чувством вины за то, что они вынуждены принимать препараты.
Всегда есть опасность злоупотребления. Человеку выдают лекарства, он вместо одной таблетки принимает на ночь две, впадает в эйфорию, кайфует и не спит. Необходимо соблюдать правила медикаментозной гигиены и подключать социальных работников. Выдавать ограниченное количество препаратов, следить, чтобы такие больные не кооперировались между собой и не копили корректоры и антидепрессанты в «общак».
В дневных стационарах психиатрических больниц к ним приставляют социального работника, с ними индивидуально работают психотерапевт и психиатр плюс психотерапевт из наркологии. Это затратно и финансово, и с точки зрения человеческих ресурсов, но нам важно, чтобы люди выздоравливали, а Москва — город больших возможностей. Те, которые есть, мы используем.
— Знаете, люди в таких случаях часто говорят, что вместо того, чтобы спасать «торчков», пустили бы эти деньги на нужды здоровых людей…
— Вы помните фильм «Джокер»? С чего там всё началось? Нездоровому человеку перестали оказывать минимальную помощь, лишили одной психотерапевтической сессии в неделю и пары таблеток, и к чему это в результате привело? Пока город финансирует подобные социальные программы, мы будем использовать все возможности.
— Какие, например?
— Например, город выделил нам деньги на программу арт-терапии для зависимых «Потому что ты нужен…». Сначала мы рассчитывали включать в нее детей и подростков с ментальными нарушениями, позже к ним присоединились и взрослые пациенты. Несколько театров и музеев, включая Геликон-оперу и Музеон поддержали инициативу, пациенты ходили на спектакли, спектакли привозили в наш загородный реабилитационный центр «Остров» и детский центр «Квартал», а в начале марта выпускники «Квартала» — дети 14–18 лет поставили спектакль «Маленький принц» и сыграли на сцене Белоколонного зала княгини Шаховской в Геликон-опере. С начала участия в проекте — с 2018 года — девять из 10 человек из этой группы до сих пор остаются в устойчивой ремиссии, многие пошли учиться на режиссуру.
Понимаете, в процессе выздоровления человек избавляется от физической зависимости, уходит его привычный образ жизни и образуется пустота. Если ее не заполнить, рано или поздно есть риск, что он вернется к употреблению. Чем заполнять этот вакуум — тоже большой вопрос. Ставка на арт-терапию делается неслучайно. Мы не только теоретически знаем, что искусство развивает человека, мы видим это на примере наших больных, многим из которых программы театротерапии, кинотерапии, дизайнер-терапии помогают опробовать новый путь и смысл жизни и поверить, что они могут не только употреблять, но и реализовываться в творчестве.
— Есть ли у выздоравливающих наркоманов какие-то предпочтения в выборе профессии?
— Выздоравливающие наркоманы — это, как правило, люди с высоким уровнем эмпатии, для них логично работать в, скажем так, эмоциональной сфере. В процессе выздоровления они часто уходят в рехабы, в дома и пансионаты для престарелых, работают с пожилыми людьми с возрастными патологиями, их много в программах ВИЧ-профилактики и даже в похоронных агентствах.
Мы как-то проводили опрос наших выпускников: кем вы хотите работать? Самыми частыми ответами были: консультантом по химической зависимости, психологом или психотерапевтом. И это востребовано, поскольку сегодня, к сожалению, огромное количество людей наркотизируется.
— Насколько я знаю, в разработке отечественных программ реабилитации часто учитывается опыт других стран. Какой и как именно?
— Когда в Северной Европе столкнулись с волной массовой наркотизации среди молодежи, неправительственная организация «Европейские города против наркотиков/ECAD», в которую входит и Москва, разработали проект Smart. Со школьником заключают, по сути, договор, он подписывает добровольное согласие, и, если он не курит и проходит регулярное тестирование, он получает возможность бесплатного посещения спортивного зала, участия в поездках и возможность одеваться со скидкой в крутых спортивных магазинах.
Мы применили их опыт в работе со взрослыми людьми, приходящими в программу амбулаторной реабилитации. Социально-психологическая служба заключает с зависимым пациентом терапевтическое соглашение, при котором он обязуется не употреблять, а мы берем на себя ответственность представлять его интересы в суде, в опеке, помогаем в вопросах восстановления родительских прав, трудоустройства, снятия с учета, выдачи положительных характеристик. Здесь всё честно: если человек соблюдает договор — мы вместе, если начинает употреблять — поддержка прекращается и, увы, запускается механизм социального прессинга со стороны надзорных органов.
— В программе реабилитации бок о бок оказываются абстиненты и выздоравливающие зависимые. Это не опасно для тех, кто находится в длительной устойчивой ремиссии?
— Риски всегда есть, но многими волонтерами и соцработниками движет энтузиазм — если ты сам встал на путь выздоровления, хочется и других спасти. Ты понимаешь этих людей как никто другой, они часть твоей жизни, в употреблении вы постоянно были в некоем событии, у вас не было этой невыносимой рутины повседневности. Для наркомана, который не выздоравливает, в обычной жизни всё тускло, серо и безжизненно, не хватает красок и ощущений.
— А при употреблении хватает?!
— Конечно. Наркоман же постоянно что-то «мутит», что-то предпринимает. Чтобы достать наркотик, он должен быть в постоянной «движухе» — что-то украсть, кого-то обмануть.
Почему наркоманы, сидящие на так называемой заместительной терапии, живут как волки в зоопарке? У них нет возможности «мутить», они теряют привычный наркоманский драйв, им их мясо дают за просто так, никакой охоты, лежишь и получаешь свое. Ну употребил и употребил. Разве это сравнится с привычной жизнью наркомана в употреблении! Это убивает, но это и становится привычкой.
Часто у многих эта привычка к постоянному «замуту» сохраняется в выздоровлении. Когда моя коллега, выздоравливающая зависимая, сегодня соцработник, просит меня: «Помоги мне, пожалуйста, трудоустроить выпускников из моей малой психотерапевтической группы, я за них переживаю», потому что она заботится о каждом, буквально о каждом из них, это тоже «замут» в ее чистой жизни. Если человек, преодолевающий зависимость, находит полезное в обществе применение своей активности, это круто. Выздоровление не должно быть невыносимым, жизнь должна быть яркой и событийной. Рутина и повседневность убивают. И не только наркоманов, кстати.
— Сегодня врачи-наркологи всё чаще говорят, что «легалайз» за границей привел к неожиданным и нежелательным последствиям. Это так?
— В Колорадо в 2014-м за год от продажи лицензий на выращивание конопли, продажи сопутствующих продуктов и продажи марихуаны в медицинской сфере в казну штата поступил миллиард долларов. Так вот половину этих средств пришлось сразу потратить на профилактику в учебных заведениях. Экспертная группа ученых из медицинской школы университета Колорадо под руководством психиатра Шона Ленуэ подтвердила, что одновременно с «легалайзом» резко подскочило количество употребляющих 12–25 лет. Ожидалось, что легализация марихуаны позволит снизить употребление алкоголя, а вместо этого люди стали переходить на другие наркотики, наводнили рехабы, увеличилось количество преступлений и одновременно случился частичный опиоидный кризис.
Сегодня многие врачи изучают статистику и исследования и хватаются за голову. Нет никаких показателей уменьшения употребления, зато очевиден вред для организма: разрушение сосудов, эмфизема легких, аллергия, снижение зрительного восприятия и притупление реакций — полно последствий. Произвели какие-то совершенно ненаучные исследования, что при крайней степени истощения марихуана стимулирует аппетит, и решили прописывать «траву» для больных раком и СПИДом. Теперь представим себе старика в хосписе, который умирает от онкологии. Кто-нибудь задумывается о том, что человек будет испытывать от такого «лечения»? Марихуана — это же не «легкий наркотик», как многим кажется. Действующее вещество может вызвать депрессию, тревожные расстройства, навязчивые состояния, обсессивно-компульсивное расстройство, особенно если в ней есть синтетические добавки.
— Героин был когда-то создан как лекарство от кашля, сегодня говорят о возможностях психоделиков в борьбе с никотиновой зависимостью и депрессией. Что вы думаете о применении запрещенных препаратов для лечения, в том числе зависимостей?
— Это соблазнительно, но список препаратов и веществ, которые вызывают наркозависимость, составлен совсем не случайно. В свое время пробовали бороться с алкоголизмом с помощью морфия. Марина Влади лечила Высоцкого от алкоголизма в морфиновой клинике во Франции, но что с ним стало в итоге — он превратился в настоящего опийного наркомана. Да, какое-то время после лечения он был на подъеме, у него открылось второе дыхание, но потом всё покатилось под откос. Он сидел на так называемом «стекле», однопроцентном ампулированном промидоле, добывал его у врачей в Москве и, как мы видели в фильме «Спасибо, что живой», ездил в Узбекистан в поисках опия-сырца. В результате мы знаем, чем всё кончилось.
Любые эксперименты с психоактивными препаратами — это огромный риск. Проблема в том, что, как говорят наркоманы, одного раза бывает слишком много, а тысячи всегда мало. А конец всегда один и тот же: тюрьма, больница, смерть.
Ссылка на источник: https://iz.ru/991179/eteri-chalandziia/vyzdoravlivaiushchie-narkomany-liudi-s-vysokim-urovnem-empatii